Melsheimer — хозяйство для Мозеля необычное. “В Мозеле лишь три биодинамических производителя, и это меньше, чем 1%”, — говорит Торстен. “Сама винодельня очень старая. Я — пятое поколение Мельсхаймеров, кто делает здесь вино. Самому погребу, где мы работаем, больше 350 лет, здесь делали вино ещё до того, как моя семья влилась в виноделие. Мы же здесь вот уже почти 200 лет”.
Торстен рассказывает, как зародились его идеи по поводу “зеленого” виноградарства. “В 80-х в Германии было очень политизированное время; мне тогда было 15-16 лет. Мы как раз начали думать, что мы на этой земле что-то делаем не так. Индустриализация сельского хозяйства совпадает с ростом кривой заболеваний. В 90-х появилась Зеленая Партия, это движение было очень популярным. Я уже тогда знал, что, как только винодельня перейдет в мои руки, я буду делать органику, в отличие от, например, моих родителей. Я учился в Гайзенхайме, это главный энологический университет Германии. Как-то в 1992-м в лекторий вошел профессор и раздал нам распечатку первого европейского закона на тему органического виноградарства. “Почитайте, но говорить об этом мы не будем”, — сказал он. Сам университет, был, конечно, очень консервативным, нас учили индустриальному виноделию. Но я прошел через это, потому что, как говорится, врага надо знать в лицо”.
Торстен делает паузу. “Это было давно, и я не жалею об этом опыте. Я особо понятия не имею о современных индустриальных практиках. У меня слишком много важных дел на собственных виноградниках. Совершенно чётко могу сказать, что я делаю вино с самого большого органического виноградника в Мозеле — это 9 гектаров, сингл-крю”.
Хотя “натуральное” движение и биодинамика постепенно набирают движение, темпы в Мозеле всё ещё очень медленные. В немецком винном законодательстве нет полноценного места подобным винам, поэтому некоторые вина Melsheimer имеют низкие формальные категории. “На этикетке моего вина Orange указано Landwein, это самый низкий уровень немецкой классификации, сейчас “оранжу” нет места в старой системе. Всё больше виноделов делают классную “натуралку”, и говорить, что это самый низкий уровень немецкого виноделия, конечно, некорректно. Наши петнаты я не могу называть “зектом” или даже упомянуть слово Mosel на этикетке, могу лишь назвать категорией Deutscher Schaumwein, дословно “немецкое игристое”. И это всё. Можешь себе представить?”
Торстен углубляется в тему натуральности. “Для меня слово “натуральный” означает вино, которое сделано без каких-либо добавок. И это верно для всех моих вин до момента бутилирования. На этом этапе для некоторых из них я делаю легкую фильтрацию и добавляю серу, но это всё. Я не делаю осаждение или температурный контроль. Некоторые называют мои вина натуральными. Одно замечу: мне нравятся олдскульные мозельские вина: например, мой топовый рислинг Molun — фильтрованный и содержит добавленную серу (50 мг), но он великолепен, несмотря на это. Когда ты работаешь с 5 граммами остаточного сахара в вине, обойтись меньшим воздействием серы очень сложно. Сахар и оксидация для меня вместе — это не очень хорошо”.